— Встал, — скомандовал стражник.

Легкий перестук, новые стражники, высыпавшие встречать меня и…

М-да, это было что-то с чем-то. Здесь, под немалой толщей земли и камня, в кромешной тьме, был сооружен приличных размеров свод. С построенной в этом каменном пузыре настоящей мини-экосистемой. Деревья, кусты, аккуратные газончики, мощеные дорожки, маленький ручеек и даже какая-то мелкая живность в виде белок и микроптичек. Рассматривая все это великолепие, освещенное высокими фонарями, я даже на секундочку смог забыть, что вместо неба здесь каменный потолок.

— Повернись. — Меня не очень любезно дернули в сторону, принявшись возиться с моими цепями и наручниками, которые не без труда, но поддались, спадая с меня со звоном на землю. — Теперь иди.

Для большей уверенности и поднятия моего жизненного тонуса меня хорошенечко подтолкнули в спину, отчего я чуть не въехал носом в мостовую. Сволочи, ну да бог с ними, хорошо хоть по традиции ногой под зад не наподдали. Растирая опухшие запястья, я медленно, мелкими шажками пошел в сторону ажурной беседки, видневшейся среди зеленого великолепия миниатюрного сада. Милое местечко, ничего не скажешь. На дорогу у меня ушло минут пять, может шесть, эта искусственная идиллия немного нервировала, но все же мне удалось немного успокоиться, когда я наконец коснулся своими ногами ступенек, где меня уже поджидала сухонькая фигурка госпожи Вальери де Кервье, суетившейся у небольшого серебряного подноса, на котором она расставляла маленькие кружки с дымящимся чаем.

— Дошел? — Она оглянулась через плечо. — Молодец, присаживайся, вижу, истомился ты уже и заждался.

— Что есть, то есть, — кивнул я, плюхаясь на мягкий матрац небольшого диванчика.

— Налетай на булочки, изголодал поди в заключении? — Бабулька пододвинула мне благоухающий поднос со свежей выпечкой, на которую я набросился трясущимися руками.

Бывшая королева села напротив меня, не беспокоя пока по мелочам разговорами, просто ожидая, пока я не управлюсь с божественной манной небесной, в виде этих булок.

— Спрашивай, — кивнула она, когда я, полуприкрыв веки, откинулся на спинку диванчика.

— Что? — Лениво повернул я голову в ее сторону.

— Тебе нечего спросить? — улыбнулась она.

— Сколько стоят большие королевские креветки на рынке Тау-Джа, в халифате Бау-Юм, если до этого лобстеров продавали по два медяка за хвост? — хрюкнул я, попытавшись рассмеяться. — Госпожа Кервье, давайте без лишних фраз о погоде, зачем вам мои вопросы, если у вас есть что мне сказать? Говорите, а я послушаю, ибо другого ничего, боюсь, мне не остается на выбор.

— М-да. — Она сощурилась, поджав губы. — Грубовато немного, юноша, с вашей стороны.

— Думаете? — Я вскинул бровь. — А продержать меня полторы недели в подвалах дворца на воде и сухарях, это как было с вашей стороны? Как вы это свое гостеприимство назовете?

— Не надо юродствовать. — Она отмахнулась от моих слов. — Ты должен быть благодарен за то, что после всего, что произошло, все еще дышишь и у тебя по-прежнему все конечности на своих местах. К твоему сведению, лично на моей долгой памяти, ты единственный из заключенных, кто удостоился подобной чести.

— Спасибо. — Я не насмехался, слишком разные полюса наших внутренних миров, дабы она смогла осознать глубину восприятия ее слов мною. Пусть считает, как считает, в конце концов, я люблю свою жизнь и от «спасибо» от меня не убудет.

— Уже лучше. — Кивнула своим мыслям она. — Правда, немного не дотягивает до той степени благодарности, на которую рассчитывала я.

— Я буду жить? — Подавшись вперед, я зацепил кружку с чаем, с блаженством делая глоток.

— Да, — слегка кивнула она.

— Много людей погибло в ту ночь на площади? — Мне стало немного не по себе от воспоминаний.

— Понятия не имею. — Пожала плечами она.

Я немного запнулся в мыслях от ее ответа.

— Если вы не знаете этого, тогда, наверно, стоит предположить, что меня сюда направили не из-за гибели людей? — выдал после секундной паузы я еще один вопрос.

— Естественно, — удивилась она. — Кому какое дело, сколько простолюдинов померло в ту ночь?

Моему удивлению не было предела. Если я не повинен, по их мнению, в гибели невинных граждан королевства, так собственно из-за чего мое заключение? Мысли сумбуром метались в голове, нигде не находя отклика. Что за бред? В чем меня тогда обвиняют? Кто-то вычислил, что Гончая принадлежала мне? Быть того не может, бабульки Хенгельман меня бы не сдали, а других подступов ко мне нет с этой стороны.

— Что же тогда? — сдался я, не найдя ответ.

— Ты что, реально не понимаешь? — удивилась она. — Это же очевидно, ты посмел коснуться принцессы!

— Что значит посмел? — Я округлил глаза. — Это же она сбежала из дворца, это же она таскалась по городу, пьяная вусмерть, и это она меня тискала!

— Ты должен был сказать ей: нет. — Нахмурилась бабуля.

— Как?! — сорвался на крик я. — Как вы себе это представляете? Она же абсолютно неуправляема, и более того, мои слова для нее пустой звук, она с детства была избалована властью и не знала ни в чем отказа. Вы должны быть благодарны, что я был с ней рядом, а не бросился в бега прочь от нее, оставив одну в городе!

— Она трогала тебя за член. — Вздохнула старушка.

— Вот именно! — Я подскочил с дивана от переполнявших эмоций. — Именно она трогала меня за член, а не я ее член тискал… ну… то есть не член, а эту, как ее там, в общем, что бы там у нее ни было, ее член я не трогал.

Чувствуя себя полным идиотом под ее ехидным взглядом, я плюхнулся назад на диванчик, опустив голову.

— Ну… — Она развела смущенно руками после моей горячей обличительной речи. — В любом случае, независимо от того, кто и у кого что там из вас трогал, об этом узнал король, а также еще полсотни жителей города, что смогли в ту ночь спастись бегством.

— М-да. — Печально покачал я головой.

— Она принцесса, Ульрих. — Бабулька вздохнула. — И это неслыханно подобное допускать. Ты даже не представляешь, каких сил мне стоило просто банально выдрать твою жизнь из рук Митсвела.

— Я буду жить? — Мне вдруг стало как-то прохладно и страшно в этом миниатюрном эдемском саду.

— Да, — кивнула она.

— Но… — Я посмотрел в ее умные глаза.

— Но ты никогда отсюда не выйдешь. — Вздохнула она. — Никогда, Ульрих.

— Никогда… — одними губами произнес я за ней. — Никогда это очень долго…

— Очень, мой мальчик, — кивнула она. — Считай, что все, что тебе отмерено прожить свыше богами.

Некоторое время Митсвел Первый пил. А какое-то не пил. По большей части, конечно, пил он больше, но в какой-то момент, изломав большую часть мебели в своих покоях, набив морды большей части слуг дворца и гвардейцев, он все же был введен в фазу, когда организм больше физически был не в состоянии принимать алкоголь. Отчего король пребывал в болезненно печальном трезвом состоянии тягостных раздумий.

День уже клонился к вечеру, он задумчиво сидел у себя в кабинете, уныло ковыряя ножом запеченного целиком кролика, и уже успел раскатать по столу больше половины горошка от гарнира, когда его тягостный покой посмели нарушить тихим стуком в дверь.

— Сдохни, тварь! — машинально даже не повернувшись к двери, гаркнул он.

Мысли короля витали где-то вдалеке и не имели под собой какой-то опоры, кроме какого-то внутреннего чувства недосказанности и толики печали. Прямо перед ним на столе стоял миниатюрный портрет его дочки, сделанный по его заказу пару лет назад, где она была изображена в красивом дамском доспехе с обнаженным мечом в руке.

Катрин всегда была его любимицей. Катрин была именно ЕГО. Паскаль хоть и был мужского пола, но походил на свою мать слишком уж сильно, отчего отец не столько недолюбливал его, сколько банально не понимал, какого хрена ему нужно по жизни? Странный какой-то пацан получился, тихий, вежливый, сидит днями, здоровье свое гробит, уткнувшись в книжки, вместо того чтобы там на охоту загонную съездить или девок молодых погонять по дворцу. Что собственно тоже вид охоты, по мнению короля, хоть и не такой веселый, где можно в жертву еще и из арбалета стрелять.